Жертва красоты

Перепечатываю рассказ Стеллы Ивановой
После третьего курса нас, будущих строителей коммунизма отправили на геодезическую практику. О геодезии я помню только то, что это наука о земле, без которой построить на этой самой земле ничего нельзя. Чтобы все успокоились, сразу скажу что по геопрактике у меня был зачет, а по геодезии крепкая четверка, только за то, что на всех вечерах я солировала любимую песню нашего преподавателя геодезии – «Белавежская Пушча»...Но, "щас не об этом"(с).
Практика проходила в маленьком белорусском селе.
  Я сто лет как не живу в Белоруссии,  двадцать лет назад я стала предателем Родины. Продала ее, как известно,  за колбасу, и уехала из СССР. Правда, насколько мне известно, та дорога и те здания, на изыскания которых мы преддипломно практиковались, до сих пор еще не построена... Да и это – не так уж важно...
Мы жили по несколько человек в хатках у бабусек, этого богом забытого хутора.  Спали кто с кем,  кто где.
Надзька и Валечъка неразлучные подружки, я и еще пару девчонок жили у бабы Матрены, которую за доброту, полноту и улыбчивость сразу прозвали "Матрешка".
Практика – два-три часа на жаре побегать с теодолитами, линейками, тахеометрами и другими железками, записать в журнал циферьки и отправиться «обрабатывать полученные данные».
Эти самые данные классно обрабатывались на речке, на сеновале, и в соседней деревне по вечерам - в клубе на танцах.
Подготовка к танцам это ритуал. Обменивались одежками (господи!  время-то какое было - у меня была одна юбка "на выход" и один "батник" для тех же целей), завивали волосы, красились убогой советской или, если повезет, польской косметикой. Тушь в коробочке – плюнь – размажь и крась ресницы. Затем слипшиеся ресницы нужно было разобрать иголочкой, главное в глаз не попасть с пере поя пугу.
Надьзка и Валечъка ушли «скупнуцца у в рэчке, гразь смыць». Вернулись посвежевшие и разомлевшие, и я даже пожалела, что не пошла с ними. В руках у Надзьки были два пакетика, в одном – черника, в другом земляника.
-         Дзеуки! – с порога закричала Соколова, - гляньте шо мы назбирали!
-         Мы просекой пошли, а там ягод хоть жопай ешь! - подтвердила Валечъка и улыбнулась. Ее рот, язык и даже золотые зубы были синими. Жопа была прикрыта коротеньким сарафанчиком и поэтому тема "жопой ешь" осталась нераскрытой, но то что традиционным способом – через рот, она наелась вволю, было видно за версту.
-         Ешьтя, – снисходительно сказала Надзька, высыпая ягоды в эмалированные миски, - На танцы идзем?
-         Идем, - лениво, вразнобой ответили мы с Ириной.
-         Жарко, - проныла я, - Ирин, пойдем на речку?
-         Лень... Я лучше маску сделаю – вот! - сказала наша модница Ирина,
-         Ладно, я пойду за Олей, хочу искупнуться, - я взяла купальник, полотенце и пошла в соседнюю избу за Ольгой.
Вода в реке была необыкновенно прозрачной, она искрилась и переливалась, играла лучиками солнца. На мелководье шустрые мальки полупрозрачными стайками шныряли от наших теней в заводи густо-зеленых водорослей. Мы валялись на теплом песке, в полудреме, когда услышали душераздирающий вопль.
Мы с Олькой вскочили и бросились к дому. Ну, зная мои способности, конечно, ни у кого не возникает сомнений, что я, конечно, упала, расшибла коленку, но Олька потянула меня за руку к дому, откуда доносились крики. Влетев в горницу,  мы застыли.
Валечъка суетилась и квохтала вокруг Надзьки, которая горлопанила, виртуозно жонглируя матом и проклятиями. Ирина ржала, валяясь на полу, поджимая ноги к животу. После яркого солнца я плохо различала, что происходит. В доме было темно. 
-         Что случилось? – закричали мы с Олей в один голос.
- Она, она, - Ирина не могла говорить от смеха, - она сделала себе маску, «АСВИЖАЮШЧУЮ» из... из....из... ахахаха! Из! Чер! чер! черни! никиииии....
Мы с Олей не сразу поняли, что Надзькина морда лица была иссиня фиолетового цвета. Она была похожа на вытащенного из воды утопленника. Выщипанные тонюсенькие брови топoрщились. Ко лбу прилипли пряди мелкого беса шестимесячной завивки. Поросячьи глазки вываливались из орбит от ненависти ко всем и всему сразу. Золотые зубы зловеще сверкали. Изо рта Надзьки раздался рык.
Надзька бросилась вон из дома, Валечъка следом за ней, а Ирина, попив водички из ковшика, поданного ей Олькой, перестав икать, утерла слезы от смеха и рассказала, что она, как и собиралась, сделала маску. Намазала лицо земляникой, положила на глаза ломтики огурца и легла на кушетку. Надзежда, видимо, решила, что она тоже деушка и имеет право, сделать себе маску, перед танцами.  Поскольку Ирина сделала маску из земляники, Надзька, видимо, чтоб не сказали, что она собезъянничала, навалилa на рожу ерники.. едро так. Не жалеючи. И еще как следует размяла ягоды, прямо на лице.
До конца практики оставалось три дня, и Валечъка доложила нашему руководителю, что Надзежда заболела и срочно уехала домой.
Надо ли говорить, что к Надзьке Соколовой после этого случая прочно прилипло прозвище «Синяя Борода»?