Сонечка ушла от нас

Похоронили ее в День Валентина.

Нужных слов нет. Фотографий более-менее удачных оказалось мало. Она себе не нравилась, когда позирует, и мне приходилось ее «ловить» на фото.
Она была душой нашей компании, в которой мы отмечали праздники, она затевала интересные встречи, и вокруг ее семьи, совершенно исключительной, в которой 4 поколения бережно и нежно относились друг к другу, мне было очень уютно. В сущности Сонины семья стала мне как бы моей собственной семьей, так случается, когда ты так давно общаешься с близкими по духу людьми.
Вот так оглядываешься и зажмуриваешься от пустоты в душе, заполнить которую так трудно.
Она не хотела, чтобы с ней говорили о болезни, о ее состоянии, о том, что сказали врачи. Она не хотела, чтобы к ней приходили и видели, как она страшно изменилась. Зато разговаривала по телефону о книгах, которые читает, фильмах, которые смотрела, о чем-то отвлеченном. Но по телефону почти каждый разговор заканчивался ее восторгми, какая у нее замечательная семья, как о ней заботятся и муж, и дочь, и внучка, и зять, и 96-летняя мама, и многочисленные племянники из семьи братa. И ни слова жалоб..
Я выискивала и фотографировала для нее цветы, красивые виды и каждый день посылала их, а она всегда находила какие-то новые и свежие фразы, чтобы восторгаться ими. В январе ее  состояние ухудшилось, мы уже ходили с Даниэлем к ней в больницу, она была в Memorial Sloan Kettering нa York Аve, и сил сердиться, на то, что мы пришли, у нее уже не было. Но она все же шутила. Мне даже казалось, что ей было приятно отвлечься на нас от своих мыслей. Попросила вдруг, чтобы ей принесли печенье Madeleine, и это была ее первая за 9 месяцев просьба о еде, аппетита у нее не было совершенно все эти долгие месяцы, она исхудала страшно.
Та разновидность лимфомы, которую у нее обнаружили, - страшная и агрессивная болезнь, редко кто выживает, но вот remission лет на 7-8 удается получить. В Сонином случае после химио-терапии %% раковых клеток в лимфе упал до 14%. вроде как прогноз в ее случае был хорошим.  Далее был курс иммунотерапии, на которую ее организм среагировал серьезными осложнениями. Иммунотерапию приостановили, и количество раковых клеток сразу же выросло. Ее семья просила назначить одно лекарство, но врач почему-то тянул. Наконец назначили ей это лекарство, суточная доза которого 400мг. Ей дали для начала только 20мг, эффект был потрясающий - %% раковых клеток упал до 23%. Но сердце не выдержало, давление упало, и через два дня она умерла.

Пишу себе на память...
С Сонечкой у связано столько светлых воспоминаний.
Вот знаете, редко когда можно видеть пару, бережно и нежно отзывающихся друг о друге. У них в семье 4 таких поколения. Сонины родители, Соня с Семеном, их дочь Рина с мужем, Аликом и внучка Анечка, уже взрослая девушка, которая учится в law school (на юридическом, по-русски)
Мы знакомы с давних-давних времен. Наши мужья работали вместе в Институте Физики Полупроводников в Новосибирском Академгородке. Вместе мы сидели в отказе много лет, а это вам не сахар. Это элементарно говорит о том, что все пути к занятию тем, что тебя интересовало, были перекрыты: научная деятельность, публикации твоих работ, и неизбежно тебя вышвыривали из исследовательского института. Кто тянулся на зарплату дворника, кто истопника. Ян, Семен и Андрей Гиновкер устроились электронщиками при обслуге ЕС-1033 - все же хоть каким-то образом возле своей профрссии.
Сонины родители с ее братом уехали из Черновцов прямиком в Америку, а Сонина семья застряла, ибо тогда опустился железный занавес. Соня была учительницей французского языка, страстно любила свою работу, французскую историю, литературу, искусство - но как же дочка предателей родины может учить советских детей?! И ее вышвырнули из школы, Семена выкинули из Академгородка, потом и моего мужа, и еще несколько наших знакомых евреев, хотя те еще ни слухом и ни духом не задумывались ни о каком от'езде из совка. Но кушать-то хочется каждый день, и платить за коммунальные услуги надо.
Между тем в аэропорту Толмачево начали строить очистные сооружения для самолетного топлива, и вела эти работы французская компания (Удивляюсь, как они оказались в те времена в глубокой Сибири, ведь тогда не было практически никаких экономических контактов с капиталистическими странами), им нужен был переводчик, коего в советские времена найти было чрезвычайно трудно, ведь выпускники языковых вузов сами-то говорили по принципу "читаю со словарем". А вот Сонечка говорила свободно и практически без акцента. Французский был ее детской любовью. Ее туда приняли. ГБ-сты потребовали, чтобы она строчила ежедневные доносы на французов, по типу простой фиксации фактов - что, кто сказал-сделал, куда ходил, с кем общался, вот вроде никакого предательства. Она категорически отказалась. Она не была супер героической женщиной. Мы все тогда страшно боялись, ибо из самиздата, которого читали много, да из рассказов близких, кто выжил в лагерях, прекрасно знали, что происходит с теми, кто попадал в эту жуткую мясорубку. Но все же порядочность не позволяла опускаться до уровня доносчика. Эта Сонина щепетильность в отношении порядочности просто бесила КГБ. Они попробовали ее  оттуда выкинуть, настаивая на другой переводчице, но французы затребовали именно ее назад - им и в голову не приходило, почему  знающего и толкового работника надо выкидывать, а глупую ГБ-исткую куклу принять вместо неё. И что вы думаете? Соня продержалась там до самого конца проекта, почти 3 года, как раз практически перед самым их от'ездом в Нью Йорк, когда их все-таки выпустили
Руководитель проекта, Жерар, тоже интересный мужик был. Он из каждой страны, где работал, привозил в Париж новую жену, предварительно разведясь с предыдущей и купив ей 2-х комнатную квартиру в Париже. Он не был особо богат, но все порядочен с женщинами, с которыми спал долгое время. Из России он увез себе очередную Леночку, с точно таким же жизненным сюжетом. Да и умер он, кстати, тоже необычно: поехал кататься на лыжах в Альпы, когда ему было лет 40(?), во время спуска на лыжах со склона у него остановилось сердце - так и умер на лету... Но пока он работал в Новосибе, он просил Сонечку устраивать ему на выходные интересную компанию, а он уж притащит провизию (он был прикреплен ко всем магазинам для ветеранов Отечественной войны). Иначе с убожеством качества жизни в Новосибирске он хотел хотя бы провести выходные с приятными ему людьми.
Так мы и выезжали на Обское море всей нашей отказниковской гоп-компанией. Поняв, что мы голодные до рассказов про красивую жизнь в европах, он сваливал на нас тонны французских журналов, в которых дэвушки разглядывали необычайно красивое белье, обстановку в домах, виды на Лазурном берегу, а мужчины пожирали глазами обнаженную натуру.
Жерар быстренько нахватался русских слов, Сонечка переводила, а Семен и сам по-француски неплохо говорил. Веселые были времена, если отодвинуть в дальний угол компоненту убожества бытия в совке да домоклов меч ГБ.
Сонечку с семьей пригласили в гости родители, устрoившиеся в Нью Йорке. Но ГБ-исты всех не отпустили. Дали разрешение ей с дочкой, а Семена оставили в заложниках. Oчень уж они надеялись, что Соня с ребенком клюнет на прелести сытой американской жизни и не вернется назад, а Семен лишний раз пострадает к радости ГБ-истов. Но номер не прошел. Соне такое не могло даже и в голову прийти. Они еще потом несколько лет сидели в отказе, но все вместе.
Вернулась  Соня, куча народу набилась в их квартиру послушать, как же там в Америках-то живут. Помню, что когда она сказала, что в овощном магазине люди сами выбирают себе овощи и фрукты, и на них никто не орет, среди нас воцарилась гробовая тишина. Все как-то были готовы услышать рассказы про американскую богатую жизнь, а тут вдруг такая крошечная бытовая деталь, но ни у кого не укладывалось в голове - как это, никто не орет?! А куда девать гнилые фрукты?!