Достался нам век неспокойный...

История эта имеет длинную предысторию. Хотя, наверное, могла быть пересказана вкратце. Собственно, только сюжетная линия. Может быть, и этого было бы более чем достаточно.

Начну, пожалуй, так.

Умер в штате Оклахома, в каком-то обычном американском городке, обычный россиянин 82 лет от роду, обычный эмигрант. Назовём его Василий Михайлович Фридан. На этом-то всё обычное и заканчивается.

Немногие из очень немногих знали действительную историю Васи Фридана – парня откуда-то из-под Саратова или Тулы, заброшенного в Америку очередной эмиграционной волной в середине 70-х уже прошлого века.

Как говорил когда-то Высоцкий словами такого же парня:

...За что мне эта злая,

Нелепая стезя –

Не то чтобы не знаю, –

Рассказывать нельзя...

Теперь рассказывать уже можно. И нужно.

Жила в Одессе, где-то на Колонтаевской – этой настороженной молдаванской улице, обычная еврейская семья. Отец, мать, сын и дочь. Жили, как все вокруг, особенно ничем не выделяясь. Отец работал примусником на Привозе. Мать хозяйничала по дому, подрабатывая ночами шитьём тряпичных валенок и фуфаек. Сын 1923 года рождения, дочь – где-то там 1930-го.

Детство. 5-й трамвай, 14-я школа, Староконный базар…

Парень окончил семилетку, учился в Черноморской школе юнг. Потом – обычное мореходное училище, стал матросом-мотористом. Потом – пароход «Крым». Потом война...

Черноморский флот. Сначала Одесса, потом Севастополь, потом Новороссийская военно-морская база. Потом морская пехота. Многих снимали с кораблей – на суше они были нужнее.

Ещё до этого он мог утонуть на «Армении» – санитарном судне. Как говорится, Бог миловал. Сняли буквально с трапа...

Отгремел 1941-й, пробежали 1942-й и 1943-й. Были ранения – разные ранения. После контузии, из Севастополя, на носилках успели погрузить чуть ли не на последнее судно... Стук колёс санитарного поезда, увозящего в тыл. Госпитали, операционные, реабилитация… Потом опять штыковые атаки, рукопашная с наброшенным на руку ремнём с морской бляхой... вместо автомата. Радость побед местного значения...

В 1944-м уже чувствовался воздух той самой большой Победы. Двигался к ней шагами, полз, отвоёвывал метр за метром, дом за домом, город за городом...

Одесса уже была свободна. Ещё, казалось, ты никогда не был так близок к ней. В каких-то ста километрах от дома осколок зацепил ногу. Как-то обошлось, рана заживала быстро. Уже почти снова стоял на своих двоих... Летом 1944-го, после госпиталя (эти походные госпитали были почти в каждой школе, каждом клубе), наш парень всё-таки попал в Одессу. Проездом, догоняя свой полк.

Уже освобождали Молдавию, фронт двигался дальше – на Румынию и Венгрию. В тылу стояла полная неразбериха. Части из резерва подтягивались в прифронтовую полосу для пополнения действующей армии. Толчея на мобилизационных пунктах... Тылы подчищал СМЕРШ, на местах уже устанавливалась законная власть.

И вот Одесса. На всё про всё – не более трёх часов. Прошёл через весь город – от разрушенного железнодорожного вокзала до своей Колонтаевской. И вспомнил многое... Несколько раз останавливал военный патруль. Ребята улыбались, увидя по документам, что он одессит.

В лихом парне в синей фланельке и бескозырке, с боевыми наградами тяжело было узнать того 18-летнего пацана, который уходил с этого двора в военную бесконечность.

Всё быстро стало на свои места. Во дворе помогли разобраться. Мать, отец и сестра убиты ещё в ноябре 1941-го. Сосед по лестничной клетке прятал их у себя. Румынские полицаи вместе с нашими «помощниками», обшарив двор, уходили ни с чем. Но что-то пронюхавший дворник вернул их назад и дал правильную ориентировку. Жена дворника даже помогла открыть своим ключом нужную дверь чёрного хода. За укрывательство евреев расстреляли и соседа.

...Зашёл в дворницкую. Ноги сами шли. В кармане рука сжимала трофейный браунинг. Дворник нагло ухмылялся. Его жена не могла успокоиться: «Смотри, не всех ещё добили. И этот опять здесь...». Он не слыхал её слов, глаза натыкались на знакомые вещи из родительской квартиры. Всё то, что стояло перед глазами все эти годы.

Парень объявил приговор, и сам привёл его в исполнение. Браунинг не подвёл... Говорят, что потом – и в 1945-м, и в 1946-м, и даже в 1947-м уже другие искали того дворника. Чтобы рассчитаться. И власти тоже искали. Но рассчитываться уже было не с кем...

Дальше опять война. Он всё-таки попал к своим – успел догнать ещё в Молдавии. Просто на распределительном пункте его случайно узнал прежний помполит.

Одесские соседи, которые указали на дворника, тут же указали властям и на того, кто подвёл черту в «дворницком» деле. В СМЕРШе напрасно хлеб не кушали. В особый отдел воинской части полетело распоряжение: «В связи с возбуждением уголовного дела по факту убийства... срочно этапировать такого-то к месту совершения преступления...» Странно, как в такой неразберихе сработала и завертелась следственная машина. Странно вообще, что кто-то начал его искать и в конце концов нашёл. Такое вот счастье...

Комбат начинал с ним ещё с самого Севастополя. Начинал младшим лейтенантом – после ускоренного выпуска военного училища. Он, как и многие с переднего края, мягко говоря, не любил контрразведку. А ещё выдать человека, с которым из окружения выходил, с которым все эти годы «загибался» по сто раз на день, с которым хоронил своих, начиная с Севастополя и Инкермана... Он выслушал парня, стукнул кулаком по столу: «Ты всё правильно сделал. У нас, в Сибири, поступили бы также... Когда всё это закончится, только одному Богу известно. А пока – война... Ты здесь нужнее, чем там. Сколько из тех, наших, теперь осталось – сам видишь. Я да ты... Так что воюй! Лучше, чем раньше, не надо...»

За словом последовало дело. На запрос СМЕРШа из части ответили, что разыскиваемый такой-то геройски погиб... вчера в бою. Всё. Такого больше нет. Потом старшина выправил красноармейскую книжку. Имя чуть подправили, в фамилии выбросил всего одну букву – букву «м». Букву, изменившую саму суть.

Так одессит Виля Фридман превратился в Васю Фридана.

Дальше уже воевал Вася Фридан. Начал воевать, как говорится, с «белого листа». Всё, что было до этого, его не касалось. Прежние награды тоже. Всё это было в другой жизни, с другим человеком. И новенькую «Красную звёздочку» уже вписали в новую орденскую книжку – орденскую книжку матроса Василия Михайловича Фридана. Это в конце августа 1944-го – за Кицканский плацдарм, форсирование Днестровского лимана и десант в районе Аккермана.

А вообще, кто тогда, на передовой, смотрел в документы? Смотрели, как ты воюешь... А писарями были ребята, которые иногда с трудом писали. Даже туркмены и узбеки, которые и русского-то толком не знали. Представить только всеобщий хаос в прифронтовой полосе. А толпы на пересыльных пунктах, где собирались профильные команды для боевых частей? А новые призывники?! Короче, всё говорило про то, что комбат принял правильное решение.

Дальше он воевал в Венгрии и Австрии. Против немецкой группы армии «Юг». Пришлось форсировать Дунай, а в марте 1945-го прорывать оборону Секешфехервара, биться за Вену. Об этом напоминала Васе Фридану медаль «За отвагу».

До Берлина он так и не дошёл. После переформирования – на Дальний Восток, через всю страну – в теплушках и открытых платформах. Железнодорожные станции и разъезды, полустанки и узловые точки. Казань, Челябинск, Новосибирск, Иркутск, Чита, Хабаровск, Владивосток... Казалось, это никогда не закончится. Встречающие, спирт, полевые цветы и слёзы. Много слёз...

С Японией разобрались быстро. В августе 1945-го морской пехотинец Вася Фридан в составе Северной Тихоокеанской военной флотилии освобождал Южный Сахалин, участвовал в захвате порта Торо и военно-морской базы Отомари. Медаль «За победу над Японией» и сквозное ранение спины – память о Сахалине.

...Как ни странно, он поначалу даже пугался мысли, что война может вот-вот закончиться. А что потом?

Куда потом?!

Одесса закрыта на всю жизнь...

Одесса – куда рвался всю войну.

За что воевал...

За что умирал...

Туда пути нет.

Тогда, в октябре 1945, на Сахалине ему улыбнулась девушка-ефрейтор связи. Они поженились, а после демобилизации поехали к ней. Почти в глубинку России – осели там.

И все годы эти хранил Вася Фридан свою тайну.

А Одессу увидел всего один раз, только в июле 1952 года. Проездом. Нельзя было отвертеться – направили в командировку на Украину.

Только-только отстроили железнодорожный вокзал. Он вышел из поезда, глубоко надвинув шляпу на самые глаза. Вокруг била незнакомая одесская жизнь. С Привокзальной площади посмотрел на убегающую вдаль Пушкинскую... Представил себе сетку одесских улиц. «Про себя» последовательно перечислил все улицы – аж до самой Дерибасовской. С этим пересел в автобус и поехал дальше.

Дальше по жизни...

А как жил? Вот так и жил – «перебивался», «ставил» детей на ноги, «гнал» план, платил партвзносы и думал, что уже завтра будет лучше.

А потом – Америка, так дети захотели. Но это уже другое…

В тяжёлые минуты мысленно искал тот, ещё довоенный, 5-й трамвай. Его перезвон возвращал снова и снова в Одессу, на Колонтаевскую.

Резко оглядывался, внезапно узнав в толпе, как казалось, знакомое одесское лицо. Но так только казалось.

...Потом, спустя годы, его много раз спрашивали, не жалеет ли он?

Не жалеет ли о случившемся? Может, надо было не обратить внимания, пройти мимо...

Нет, сожалений нет.

Убил бы столько раз, сколько бы встретил. Вернее, встречи бы не ждал. Из-под земли достал бы.

...Незаметно пробежало время, расставив по своим местам города и людей, события и страсти, любовь и ненависть. И через всё это прошёл строевым шагом матрос-пехотинец Виля Фридман – переименованный жизнью, отлученный от Одессы, загнанный в угол. Человек с достоинством, не запертым текучкой и серой повседневностью.

Спросите тех, кто воевал…

...Еще лет тридцать назад от одного моряка-одессита я услышал историю, буквально ошеломившую меня.

Как-то под аргентинским фрахтом мой случайный знакомый зашел на Красное море, в израильский порт Эйлат. Уже сам по себе этот факт для тех лет был довольно неожиданным. С 1967 года мы с этим государством вообще никаких отношений не поддерживали. А что можно было узнать о нем из наших газет или телевизора? Кроме того, что это – агрессор – и что там не все, как у людей, – больше ничего.

И тут этот одесский парень, уже повидавший на свете немало, «к слову» рассказал то, что сам не мог осмыслить

...В марте 1949, когда основные события Войны за независимость разворачивались на севере только что созданного Израиля, какая-то умная еврейская голова еще раз внимательно «просмотрела» решения ООН о разделе Палестины на два самостоятельных государства. Просмотрела и поняла, что в этом документе южные границы нового государства четко не обозначены, а значит, все-таки есть место для самодеятельности.

На свой страх и риск этот военный бросил на юг группу десантников. Отбирались добровольцы. Люди эти шли на явную смерть. Чем дальше они удалялись на юг, тем реальнее становилась угроза быть отрезанными от основных сил. И вот эти плохо вооруженные, разговаривающие к тому же на разных языках люди, преодолев более 500 километров по мертвой пустыне, вышли к Красному морю и ворвались в прибрежный населенный пункт. Десантников здесь никто не ждал. Малочисленный иорданский гарнизон в панике бежал... Так без единого выстрела Израиль получил выход в Красное море, что потом было официально закреплено в специальных международных документах.

Солдаты шли умирать, поэтому никто не подумал прихватить с собой обычный израильский флаг. Пришлось водрузить необычный – на белой простыне с помощью чернил дорисовали шестиконечную звездочку и все необходимое. Командир десантников отстучал главе государства историческое «радио»: «...Сегодня, такого-то числа, такого-то года, наши ребята подарили Израилю выход в Красное море...».

Восхищаясь этим «броском на юг», морячок все время недоумевал. Он никак не мог отказаться от навязанного всем многолетнего стереотипа. Евреи воевали? И еще с такой решимостью?! Нет-нет! Здесь что-то не так…

А историю эту я вспомнил, пробираясь как-то мимо заброшенных могил, по узкой тропинке нашего одесского 3-го кладбища. С овальной фотографии, закрепленной на гранитной плите одного из памятников, на меня внезапно взглянула очень красивая молодая девушка в морском берете со звездочкой, тельняшке и гюйсе. Под фотографией было написано «Памяти Симочки Индик, погибшей в годы войны». Кажется, так...

Где она проходила службу? И кем – связистом? Медработником? В разведке? Где и при каких обстоятельствах погибла?

Конкретно за нее ответили другие.

Не все торговали в лавке. Далеко не все отсиживались в Ташкенте... на «5‑м Украинском фронте».

Евреи воевали.

Об этом не писали, не снимали, не говорили громко. Статистика противоречила официальной политике, потому была вредна. Да и не говорили бы до сих пор. Просто время другое – такое лицемерие уже не проходит... О многих просто забыли. О многих забыли не просто. Их бы и сейчас с удовольствием «перевели» в другую национальность. Лишь единицы получили Золотую Звездочку. Давали, когда уже очень-очень нельзя было не дать... Да в этом ли только дело?

Награжденные и ненагражденные... Обычные рабочие войны. По меткому выражению И. Эренбурга, «...никому не передоверившие свое право на месть». Их сотни тысяч.

...А комиссар ледокола «Сибиряков»?

О подвиге «Сибирякова» писали даже в отрывных календарях. О комиссаре же – ни слова... После неравного боя с линкором «Адмирал Шеер» немцы сняли с тонущего ледокола экипаж. Сошли все, даже вынесли на носилках капитана...

Не сошел лишь комиссар – Зейлик Абрамович Элимейлах. Он утонул вместе с судном, в ледяной воде, на виду у всех— у флага, прижав руку к козырьку...

Эти евреи всегда не так, как все...

В немецкой истории Второй мировой войны («Битва на море») отдельно упоминается подвиг этого человека, исполнившего свой долг до конца. В немецкой, но не в нашей...

Когда-то по горячим следам, в память Элимейлаха в Карском море был назван остров. Теперь же нам говорят, что остров назван, по-видимому, в честь... норвежского исследователя Арктики.

Никто не помнит.

И на ум не приходит, что комиссар «Сибирякова» – еврей из Гомеля, отмеченный за свой подвиг... орденом Отечественной войны II степени(?!).

А Ефим Дыскин?

В ноябре 1941-го под Волоколамском, когда погиб весь орудийный расчет, он сам точным огнем уничтожил четыре (!) танка. Сам подносил, заряжал, стрелял...

«Молчал» весь участок фронта. Зам. начальника Генерального штаба Василевский спросил: «Чья пушка стреляет?». Стреляла пушка Дыскина.

Он, тяжело раненный, продолжал вести бой, уничтожив прямой наводкой еще три (!!) танка.

Этим евреям больше всех надо...

Когда уже престарелого маршала Жукова спросили, какое представление на звание Героя больше всего запомнилось, он, не задумываясь, ответил: «Представление на 17-летнего наводчика орудия Дыскина».

Жуков считал его погибшим. Но Дыскин выжил, как говорится, всем смертям назло.

А Леня Окунь?

Он был первым и единственным в Красной Армии 14-летним (!!!) кавалером двух орденов Славы. Все перепало на долю этого мальчика – муки и унижения Минского гетто, убийство родителей, тяжелые ранения и дерзкие партизанские рейды. Он стал «стреляным» бойцом, бесстрашным военным разведчиком, народным мстителем.

Чему только эти евреи учат своих детей уже с малых лет?…

А 27-летний полковник Юфа?

В 1943-м он сумел без потерь (!) переправить через Днепр в полном составе (!!) несколько (!!!) гвардейских минометных частей. «Катюши» потом сыграли чуть ли не решающую роль в Киевской наступательной операции.

И это в то время, когда рядовому давали Золотую Звездочку и – поначалу – даже звание майора (!), если он переплывет Днепр и закрепится до подхода основных сил. А тут целые минометные части!

Эти евреи всегда что-нибудь придумают...

Трезвый расчет, хладнокровие и мужество сделали свое дело – Юфа для всех приблизил час Победы.

А контр-адмирал Абрам Богданович?

Он был самым «большим» морским начальником в блокированном Ленинграде. Была такая должность – начальник охраны водного района Невы. Кроме всего прочего, чем же занимался этот Абрам?

В Нарвском заливе немцы «засеяли» минные поля, обозначая для себя проходы вехами. Богданович разгадал их «систему» и... переставлял вехи. Немцы, двигаясь, как им казалось, безопасным фарватером, натыкались на свои же мины. Только за один раз три новеньких эсминца нашли себе здесь могилу. А сколько было таких «разов»?

Эти евреи всегда хитрят...

Моряки называли его Абрам Невский – что-то среднее между Абрамом Богдановичем и… Александром Невским.

А комиссар Брестской крепости?

У него была «удачная» фамилия – Фомин. Остальное, правда, «подвело» – Ефим Моисеевич. Все, что мы знаем о Брестской крепости: организованный отпор врагу, осмысленность действий, решимость сражаться до конца – все это – 32-летний полковой комиссар Фомин.

В итоге – предан одним из «защитников-героев»: расстрелян, не отходя от ворот крепости.

Немцы выстроили только что захваченных в плен и чисто автоматически приказали: «Коммунисты, комиссары, евреи...».

Среди грязных, изможденных, без документов и знаков отличия, в лохмотьях... никак нельзя было определить, кто есть кто.

Один из защитников указал на Фомина: «Это не просто еврей, это самый главный... Он заставлял оказывать сопротивление».

Так этим евреям и надо...

В 1965-м, к двадцатилетию Победы, искали, кому еще дать Золотую Звездочку за Брест. На Фомина не хватило…

А командир особого разведывательного партизанского отряда Дмитрий Николаевич Медведев? Еще один с «удачной» фамилией…

Кто не читал «Сильные духом»?

Кто не слыхал о легендарном Николае Кузнецове? Это он, Медведев, чекист и контрразведчик, готовил, наставлял и руководил Кузнецовым – «Зибертом». Это его люди в глубоком тылу, на Западной Украине, наводили ужас на «новых хозяев». Это он не давал покоя фашистским прихвостням, напоминая, что возмездие неотвратимо.

И в отряде Медведева, как и в отрядах Ковпака и Вершигоры, было немало евреев-подрывников, разведчиков, медработников. Рядовых и офицеров «с еврейской смекалкой». Мужчин и женщин, детей и подростков.

Звездочку Героя Медведев получил еще в 1944-м. В лихие 1950-е, в пору борьбы с космополитизмом, изгнанный из органов ...«по состоянию здоровья» и ушедший из жизни всего в 56 лет.

Эти евреи всегда отсиживаются где-то в тылу…

А морской летчик Михаил Плоткин?

Это он 8 августа (!) 1941 г., а затем вторично (!!) 9 августа бомбил… Берлин.

Этим евреям всегда мало…

Поднялись с острова Сааремаа, на Балтике, с максимально возможным боезапасом, отбомбились и вернулись на базу. Германия замерла…

В начале войны Звездами не разбрасывались. Плоткин получил…

А командиры подводных лодок?

Это летчиков готовили, как шоферов. Трехмесячные курсы – и за штурвал. Командиры подводных лодок были профессиональными моряками, гордостью русского флота…

И здесь евреи «наследили».

Эти евреи – везде они есть…

Израиль Фисанович, Иосиф Израйлевич, Григорий Кукуй, Исай Зельбст, Александр Каутский, Владимир Коновалов, Самуил Богорад, Аркадий Моисеев, Илья Браун, Эдуард Бродский, Исаак Кабо, Роман Линденберг, Яков Хмельницкий, Иосиф Юдович, Бенцион Буянский, Мойсей Шлионский, Семен Эпштейн, Сергей Могилевский, Израиль Сивориновский, Адольф Резников, Абрам Темин, Израиль Быховский, Евгений Расточиль, Абрам Александровский, Василий Комаров, Григорий Гольдберг, Борис Марголин.

И это только самые-самые – 27 из 229 командиров подводных лодок, участвовавших в боевых походах. Многие погибли. Трое – Фисанович, Богорад и Коновалов – стали Героями Союза. Замолчать их не смогли...

А сколько флагманских штурманов, командиров бригад (!!) и дивизионов (!) или просто – рулевых, акустиков, торпедистов? Были, оказывается, евреи даже подводники.

Так это было...

Так же, как и было другое. Во все послевоенные годы, когда в маляры или портные – пожалуйста! Зарабатывайте деньги... В моряки? Вы что?!! Надо знать свое место...

Только ли в моряки?!

А командующие «фронтами тыла»?

А Исаак Мойсеевич Зальцман?

В 33 года – директор Путиловского завода в Ленинграде. Узнай об этом, царь-батюшка перевернулся бы в гробу.

В 36 лет – директор Танкограда(!) в Челябинске, одновременно – зам. наркома танковой промышленности, а затем и нарком(!).

Это благодаря Зальцману весь мир увидел 7 ноября 1941 года на Красной площади в Москве, на историческом военном параде, танки.

Сталин позвонил Зальцману в Челябинск. Где взять танки? Ничего нет, нет стартеров, успеть к 7 ноября невозможно… Зальцман сообразил: «Будут танки на параде! Я погружу их на железнодорожные платформы, а мои механики установят стартеры прямо на ходу, уже по дороге в Москву… Успеем…»

Успели. Танки, сойдя с железнодорожных платформ, уже своим ходом, двинулись на Красную площадь. А дальше – на передовую…

Звезду Героя Социалистического Труда Зальцман получил одним из самых-самых первых – в конце 1941 года!

А что потом? Опять в начале 1950-х, в результате все той же борьбы с космополитами, снят со всех должностей, лишен всего… Всего, кроме умения думать и работать. Так и трудился …рядовым мастером цеха на одном из уральских тракторных заводов.

Эти евреи, эти Исааки… с Мойсеевичами всегда пристроятся…

А разве не были героями те, по воле которых на голом месте возводились заводы и города, строились ракеты и корабли, осваивались пустыни, выпускалось новое вооружение и медикаменты? Все это, не обращая внимания на «графу»...

Лавочкин, Ванников. Нудельман. Гуревич, Котин, Миль, Сандлер, Рубинчик, Котляр, Харитон, Зельдович, Галлай, Носовский... И еще многие-многие. И еще...

И все те Трижды и Дважды... – о которых мы знаем и о которых даже не догадываемся до сих пор – многие Указы были закрытыми. Были и остаются таковыми…

И просто герои повседневные, перед которыми снимали шапку на рабочем месте – в цехах, институтах, больницах, на стройплощадках, полигонах.

...Евреи не воевали, пока их к этому не принуждали. А если уже воевали, то с чувством национального достоинства, никак не меньшим, чем у того народа, среди которого находились. Так и воевали, и создавали, и жили.

...Израиль. Эйлат. Конец ноября.

По одесским понятиям – глубокая осень. Здесь – тепло. Ультрасовременный курортный город. Разноязычная толпа. Ночь. Море света и шума. Выхожу на боковую набережную, находящуюся как бы в стороне от этой жизни. Из темноты слышен «голос» аккордеона: «…Но и Молдаванка и Пересыпь обожают Костю-моряка…». Иду на этот голос. Наши люди теперь есть везде. И тут совершенно внезапно буквально натыкаюсь на памятник с трудноразличимыми силуэтами. Что же это?

А это бронзовый монумент десантникам, завоевавшим Израилю выход в Красное море…

Тем самым десантникам!

Что же изображает памятник?

…По шесту спускается молодой парень, он только что водрузил израильский флаг. Взгляд его устремлен вверх, другие – удерживают шест, их взоры обращены на развевающее полотнище.

Что двигало этими людьми?

О чем думали они, шагая днем и ночью через голую пустыню – к морю, скорее всего, навстречу смерти? На что рассчитывали? Этот «чернильный» флаг, определивший южные границы государства, мог бы рассказать о многом...

Все-таки дошли!

Все они разного возраста – от молодого, необстрелянного – до старика-усача. На головах – наши пилотки, польская «конфедератка»...

Наверняка среди них были парни, прошедшие и Сталинград, и Днепр, и Одессу...

У всех разное оружие. Все одеты по-разному.

Все разное. Одинаково лишь одно – все крепко держат оружие!

С того времени – до сих пор...

Навсегда.

http://berkovich-zametki.com/2009/Zametki/Nomer10/Pojzner1.php